Достояние павших  - Сергей Малицкий

– Точно гадость, – согласилась Дина. – Тошнота и кулаком в глаз. Никакого удовольствия.

Они продолжали бы так забегать на второй ярус до самой весны или до тех пор, когда старик Тид снова заковылял бы со своими горшками и кастрюльками через четыре предела, но именно вчера, не в свободный день, а в короткий, когда у них всего было два занятия, а Юайс отпустил их чуть раньше, они заметили у дома Тида чужака. Там же стояла его лошадь. Чужак или крикнул что-то, или постучал в дверь дома, потому что в дверях кто появился. Кажется, не старик, а один из незнакомцев. Вроде бы сутулый. Прошла минута, другая, девчонки забыли про обед, прильнув к бойнице, из дома вышли оба незнакомца, но Тид так и не показался на крыльце. Толстый сходил за дом и вроде вышел с двумя лошадьми. Сутулый оставался на у дверей. И в это мгновение чужак вдруг ударил сутулого. Ударил быстро, словно спустил рычаг самострела. Сутулый повалился как гнилой ствол. А чужак стал разговаривать с толстым. И тут Гаота поплыла.

– Что с тобой, – подхватили ее под руки Дина и Йора.

– Там кто-то очень плохой, – прохрипела она, размазывая по щекам пошедшую из носа кровь. – Я пыталась присмотреться, но меня ударило. Как обожгло. Но это не тот ужас, что чудился мне в день гибели моей семьи. Это что-то другое.

– Кто из трех? – выпрямилась Йора. – Новый? Толстый? Сутулый?

– Сутулый валяется без чувств, – замотала головой Дина.

– Никто, – с трудом выпрямилась Гаота. – Оно появилось из неоткуда и уже ушло. Смотрите!

И чужак, и толстый, и пришедший в себя сутулый сели на лошадей и направились прочь из долины. И почти в ту же саму минуту начал падать снег.

– Вот и все, – вздохнула Йора, подавая Гаоте платок. – Все кончилось. Никто не пришел. Дозор снят. Если Тид жив, он скоро придет на обед. Надо было пробраться к трубе и смотреть через нее.

Тид на обед не пришел. И никто из крепости тоже не вышел к нему. Ночью девчонки шептались и разрабатывали план проникновения на среднюю крышу к трубе. А утром побежали к Капалле «прыгать с лошадей в снег».

В тот же день еще до обеда они стояли на верхнем ярусе средней башни и смотрели через трубу на Тида, который сначала бродил вокруг своего дома с лопатой, а потом сел на скамью и стал потягивать горячий отвар из кубка. Седой охранник Айран, злобно сопя, прохаживался вокруг фонаря башни и ждал, когда неугомонные уберутся восвояси.

– Надо же, – восхищенно прошептала прильнувшая к трубе Дина. – Как будто рядом. Кажется, что можно протянуть руку и отнять у Тида кубок. Как это сделано? Это магия?

– Не, – замотала головой Йора. – Габ сказал, что это не магия. Это… как часы на башне. Или как насос, который подает воду. Сейчас насос качают два ослика по очереди, а Габ сказал, что можно сделать так, что даже ослики не понадобятся, а вода все равно будет подаваться.

– Вон там, – показала пальцем на фонарь северной башни, который едва был виден над ее же верхним ярусом, Дина. – Там большущий бак. Вода накачивается сначала туда, а потом уже…

– Тихо, – раздраженно прошептала Гаота. – Вот он…

– Кто он? – воскликнула Дина.

– Где? – закричала Йора.

– Да тише вы, – в свою очередь прильнула к трубе Гаота. – Чуть левее и чуть дальше от дома. Уже подходит. Он идет со стороны леса. Его почти не видно. Он в белом.

– И Тид знает об этом! – восхищенно прошептала Дина. – А я-то думала, почему у него два кубка.

– Мальчишка, – вымолвила Гаота.

– Дай посмотреть! – взмолилась Йора.

Следующие несколько минут, отталкивая друг друга, подруги наблюдали за тем, как незнакомый мальчишка как будто разговаривает с Тидом, стягивает с себя странный белый балахон, зачем-то разувается и что-то снимает с ноги.

– У него меч! – шептала Йора.

– И какой-то нож на поясе! – вторила ей Дина.

– И у него черные волосы, длинный нос и худое лицо, – прошептала Гаота и замерла. Но не потому что ей показалось, будто незнакомец посмотрел прямо на нее, хотя она почувствовала его взгляд. Она замерла, потому что вдруг ощутило то, что уже начала забывать. Сухость в горле, звон в ушах и мгновенный жар. Как тогда, когда в день гибели ее семьи она увидела страшный лик на внутренней стороне их повозки. Или же это было похоже на то ощущение, которое она испытала не далее как вчера?

– Что дальше? – спросила Йора.

– Эй! – окликнул подруг Айран. – Не забудьте все упаковать и завязать. Хватит уже. Поиграли и будет.

– Он идет, – прошептала Йора. – Ставлю сладкое, что он сломается на первом пределе.

– Ставлю сладкое, что на втором, – пискнула Дина.

– Ничего не ставлю, – замотала головой Гаота, стараясь удержаться на ногах. – Он не сломается.

– Поползет, как ты? – спросила Дина.

– Нет, – выдохнула Гаота. – Он просто пойдет.

Найденная берлога оказалась брошенной, медведь залегает в спячку в середине осени, так что в начале зимы ему уже взяться было неоткуда. Дилис учил Тиса, что медведю не так уж важно вырыть берлогу самому, сгодится и вырытая кем-то другим, но она должна быть в земле или песке, равнинный медведь в горы не полезет, хотя всякое бывает. Дольше всего будет служить берлога, вырытая под корнями прочного лиственного дерева, не одно поколение медведей может зимовать в ней. Но сгодится и вывернутая бурей коряга, а то и занесенный листвой и мусором ствол кедра. Другое дело, что брошенная берлога может стать и логовом волка, и всякой другой опасной твари. И еще одна сложность имеется, не роет медведь отнорков. Обычно ему хватает лаза, чтобы протиснуться, да самого укрытия размером с его же длину вдоль и поперек и высотой с его холку. Так что, забрался в пустую медвежью берлогу, принюхался или очистил логовище, отдыхай, пережидай бурю или мороз, но будь готов встретить гостей.

Тис вышел к Приюту Окаянных еще за пару недель до середины зимы. Вышел ночью, но к дому на этой стороне приближаться не стал. Почувствовал засаду. Еще в Дрохайте исхитрился поставить отметины на служках Алаин, за прошедший месяц с небольшим его метки истаяли, но не рассеялись вовсе, так что следовало уходить в ближайший лес и ждать, когда путь освободится, нежданное препятствие маячило словно два черных пятна – стоило закрыть глаза, и вот они. Тису не составило бы труда скрытно миновать засаду, но он не мог знать точно, что его ждет на узком пути в крепость, и не хотел получить стрелу в спину, если случится какая заминка.

Берлогу он отыскал на второй опушке, чуть дальше нашел и чистую барсучью нору, но выбрал медвежью. Тис бы втиснулся и в барсучью, но ни встать хотя бы на колени, ни сесть в ней не смог бы. А в медвежьей берлоге как раз под стволом давно упавшего кедра, он не только мог стоять, но и без особых затруднений за половину дня сообразил себе отнорок – толстые сучья, на которые несколько лет назад упало огромное дерево, сломались не все, и устроить под гниющим стволом лаз было не сложно. Осталось только нарубить лапника, соорудить мягкое ложе из листьев и старой хвои, которые он нагреб, сооружая отнорок, для питья набить снегом кожаную сумку, да заточить несколько кольев, чтобы предупредить непрошенных гостей. Снег падал уже несколько дней, и замерзнуть Тис был не должен. Но если бы ударил мороз, такой же, что случился в Дрохайте в начале путины, ему бы пришлось разводить костер, и еще половину дня Тис собирал сухие ветки, которые должны были сгорать без дыма, хотя был уверен, что обойдется без огня. А потом зарылся в приготовленную гору мусора и подумал, что, кажется, пришла пора отдохнуть. Боль, которая мучила его с прошлой весны и лишь чуть-чуть отстранилась в последние месяцы, вновь начинала подбираться к своей жертве.